Сосед

         ипелову снился сон. Да-да, я знаю, сны арийцев, кипеловцев и других музыкантов уже и так неоднократно описывались в лучших произведениях мировой литературы, но позвольте и мне тоже посягнуть на подсознание Валерия Александровича. Итак, Кипелову снился сон. Будто сидит он в стоматологическом кресле, и ему от осознания сего факта, мягко говоря, не по себе (и никто не имеет права его за это осуждать, так как лично я вообще не знаю людей, которые с восторгом вспоминают свои визиты к зуботехнику). Ещё Кипелыч заметил, что при этом он находится далеко не в ярко освещённом кабинете, а в каком-то мрачном сыром подвале. Стены там были сложены из камней, как в средневековых постройках, с потолка свисала пакля вперемешку с паутиной, по полу, покрытому песком и соломой, взад-вперёд шастали мыши. Рядом с креслом, на котором расположился Кип, стояли в ряд ещё несколько орудий пыток и казни: дыба, кол, гильотина, небольшая виселица и серебристый магнитофончик, рядом с которым стопочкой лежали альбомы Децла, Юры Шатунова, «Руки вверх» и Алсу. Кипелыч сделал попытку закричать, но, как это иногда бывает во сне, голос перестал его слушаться. Пошевелиться Кип тоже не смог. Не успел он как следует проникнуться всем ужасом происходящего, как вдруг его ослепил резкий свет, исходящий из лампы, что висела прямо над его лицом. Через мгновение Кипелыч увидел и того, кто эту лампу включил. Перед ним стоял на задних лапах огромный бультеръер, метров двух ростом, одетый в необыкновенно чистый белый халат. На его голове между острых собачьих ушей кокетливо красовался не менее чистый накрахмаленный колпачок. Глаза у псины были жизнерадостного красного цвета. Пёс склонился над порядочно позеленевшим Кипом, врубил бормашину, своим жужжанием напоминавшую, скорее отбойный молоток и ласково спросил голосом Бори Моисеева:
- Ну что, заинька, покажи дяде, какие зубики болят?
Если бы в это самое время в спальне Кипелова вдруг оказался Лучано Паваротти и иже с ним (как их там, уж не помню) тенора, то они тут же непременно повесились бы на собственных галстуках. От зависти. Потому что голос у Кипа таки прорезался, и тот вопль, что он издал, уловил радиоузел крейсера «Адмирал Ушаков», стоявшего на якоре в Северодвинске, и радист расшифровал вопль, как сигнал о бедствии.

Резким рывком Кипелыч сел на кровати и открыл глаза. Хоть он уже понял, что та двухметровая скотина ему всего-навсего приснилась, его всё равно продолжало колотить крупной дрожью, а любая тень или шорох заставляли дёргаться и заслоняться от невидимого врага подушкой, как щитом. Он посмотрел на часы. На циферблате высвечивалось 9: 03. В квартире было как-то подозрительно тихо. Не слышно было шагов в коридоре, молчал телевизор, не гремели на кухне посудой, не текла в ванной вода. «Хм, странно… - подумал Кип, - а куда все подевались? Ведь утро ещё…» Минуты через две он всё же вспомнил, что все его домашние ещё вчера разъехались – кто в санаторий, кто с друзьями на природу. Кипелов вдруг почувствовал себя брошенным. «Вот так всегда, - мысленно запричитал он, - когда им от меня чего-нибудь нужно, то все сразу тут как тут, а вот когда мне грустно… и страшно… и одиноко…» Тут было навернулась скупая мужская слеза на заспанные кипеловские глазёнки, но, поняв, что жалеть его некому, Золотой Голос медленно сполз с кровати и, еле переставляя ноги, поплёлся в ванную приводить себя в порядок. Только он успел умыться, в дверь его квартиры позвонили. Подумав, что это кто-то из родственников всё-таки решил вернуться домой, Кипелыч прямо в пижамке и тапочках с медвежатами пошёл открывать дверь. Но у порога он увидел не родственников, а какое-то странное существо неопределённого пола. Оно было ростом примерно с годовалого ребёнка, лицо у него было очень бледное и сморщенное. Одето оно было в чёрную атласную рясу с капюшоном и белой костлявой рукой, как на посох, опиралось на маленькую косу. Ещё не пришедший в себя после кошмарного сна Кип, увидев этого очаровашку, тихонько осел на пол. Существо, явно обеспокоившись таким поворотом событий, принялось измерять Валеркин пульс, сочувственно заглядывая в его глаза.
- Ты кто? – дурным голосом спросил Кип.
Существо приняло величественную позу и громко, с выражением произнесло:
- Аз есьм Паранойя! – и уже безо всякой торжественности добавило: - Для друзей – просто Параша.
- Погоди, - удивился Кипелов, - какая паранойя? Я же не псих.
- А я, между прочим, не твоя Паранойя, а твоего нового соседа Аполлона Мамонтовича Козловского, - ответил Параша.
И тут, как бы в подтверждение его слов, из-за двери соседней квартиры, в которой вот уже как полгода никто не жил, выскочил низенький пузатенький человечек лет сорока с небольшим, с короткой реденькой светло-рыжей бородкой и в очках. Этакая помесь Ленина с Трахтенбергом. Человечек был облачён в засаленный халат, расшитый цветочками, под халатом виднелась простая майка и старинные розовые кальсоны с кружевами. Это и был вышеназванный Аполлон Мамонтович. Он вежливо поздоровался с Кипом (правда, тот ему не ответил, так как ввиду сложившейся ситуации пребывал в состоянии кромешного офигения) и высоким визгливым голосом обратился к Параше:
- Радость ты моя ненаглядная, разве ж можно убегать из квартиры? Я тебя везде искал! Пойдём скорее домой.
На физиономии Параши изобразилась смертельная скука, и он нехотя повиновался Козловскому, но, перед тем, как уйти, незаметно сунул Кипелычу за шиворот какую-то бумажку.
Сколько времени он приходил в себя – десять минут или час – Кип так и не понял. Но как только он очнулся, тут же достал подброшенную бумажку и развернул. Как вы, наверно, уже догадались, это была записка. Она гласила:

«Помогите нам! Нас здесь много. Козловский сделал нас своими рабами. Он держит нас в шкафу в прихожей. Каждый день он заставляет нас петь матерные частушки под саксофон и жарить ему блинчики с хреном. Освободите нас! Избавьте нас от этого психа! Вы - наша последняя надежда.… Только ни в коем случае не обращайтесь в милицию».

Валерий Александрович, будучи человеком законопослушным, прочитав записку, подумал так: «Что это ещё за чертовщина? И почему я не должен обращаться в милицию? Да я сию же минуту именно туда и обращусь!»
И действительно, он уже собирался прогуляться до ближайшего ОВД, как вдруг разразился трелью его мобильник.
- Алло, - сказал Кип.
- Где тебя носит, *****? – закричал из трубки голос Маврика, - уже полчаса, как репетиция началась!
Надо было срочно как-то выкручиваться. Ведь это именно он, Кипелов, вчера предложил собраться в студии с утра пораньше, аргументировав это тем что «кто рано встаёт, тому Бог подаёт», вызвав своим предложением бурное негодование со стороны коллег. А теперь, вот, сам же и продинамил. Да и репетировать после всего пережитого что-то уже не хотелось и не моглось.
И тут Кипелова осенило. Он всё решил свалить на Козловского и его барабашку Парашу. Правда, поход в милицию придётся отменить. Ну и пусть. Кипеловцы и сами как-нибудь справятся. И как можно более серьёзным и таинственным тоном Кип ответил Маврину: - Какая, нафиг, репетиция! У меня тут ТАКОЕ случилось! Срочно приезжайте все ко мне.

Через двадцать семь минут сорок девять секунд взмыленные и запыхавшиеся Маврин, Манякин, Харьков и Голованов стояли в прихожей у Кипелыча. Убедившись в том, что сам хозяин квартиры жив-здоров (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить), они поинтересовались у последнего, что же всё-таки его подвигло столь экстренно вытащить их из студии к себе. Тот им вкратце всё объяснил и, окончив свой рассказ, предъявил записку от Б.Г.
- То есть, ты хочешь сказать, что к тебе спозаранку припёрлась паранойя вся в чёрном и с косой и вручила тебе письмо? – недоверчиво нахмурил брови Маврик.
- Вот именно! Я же только что всё объяснил, - начиная выходить из себя, ответил Кип.
- У-у-у, - протянул Маня, - да ты, похоже, того… башкой тронулся.
- И вообще, почерк в записке больно уж на твой смахивает, - заметил Маврик.
- Ну почему вы мне не верите?! – Золотой Голос уже не на шутку распсиховался и даже несколько раз подпрыгнул от волнения, - да разве я вас когда-нибудь обманывал?
- Например, вчера, когда пообещал, что первым придёшь на сегодняшнюю репетицию, - съязвил Голованов.
Добрый Лёша Харьков толкнул Андрея в бок, чтобы тот замолчал, а сам положил ладонь на плечо вокалиста и стал его успокаивать:
- Ну дядь Валер, ну чего вы так расстраиваетесь? Мы все вам верим, и про записку верим, и про блинчики с хреном, и про саксофон…
Второй рукой Лёша достал из кармана куртки фломастер ядовито-зелёного цвета и, незаметно для Кипа, написал прямо на обоях: «Вызовите уже кто-нибудь «скорую»!» Маврик, согласно кивнув головой, потянулся к телефону.
Но вдруг, Маня насторожился, приложил указательный палец к губам и сказал «Тсс!». Все замолчали. И в тишине из-за стены, что отделяла их от квартиры нового соседа, послышалась музыка. Играли на саксофоне! Несколько тоненьких, фальшивых, но очень задорных голосов запело:

Я на севере была,
Золото копала…

Музыканты переглянулись между собой, и все вместе уставились на Кипелова.
- Ну ни фига себе, - прошептал Маня, - не врёт, оказывается. А мы его в психушку хотели…
- Ага! Ага! Что я вам говорил! – обрадовался несостоявшийся пациент дурдома. Когда эмоции поутихли, Маврин задал самый, что ни на есть уместный в данной ситуации вопрос:
- Так что делать-то теперь будем?
- А может, всё-таки в милицию позвоним? – предложил Харёк.
- Никакой милиции, - возразил Манякин, - где милиция, там и пресса. Ещё напишут про нас всякой хрени, и потом получится, что это мы во всём виноваты. Уж лучше давайте сами чё-нибудь сообразим.
- Я думаю, надо хитростью в ту квартиру пробраться, - сказал Валерий.
- Точно! – подхватил Маврик, - ты этим и займёшься. Зайдёшь к нему с бутылкой, предложишь по-соседски выпить за знакомство, напоишь его до чертей, а мы тем временем проникнем к нему в хату и попробуем найти этих… пленников. Ну, как вам мой план?
- Всё просто превосходно, - ответил Кип, - но ты не учёл одну ма-а-аленькую детальку – Я НЕ ПЬЮ!!!
- А придётся.
- Да ты совсем с ума сошёл! Кстати, почему бы тебе самому не пойти туда с бутылкой? – не унимался Кипелыч.
- Так ведь ты же сосед этого Козловского, а не я, - напомнил Маврин. Не буду дальше описывать пререкания музыкантов, ибо были они долгими и однообразными. Скажу только, одно - Кипелова всё же убедили, что другого выхода нет, и, как ни крути, а выпить он должен.

Итак, план был полностью готов, роли распределены, водка куплена. Все, кроме Кипа, затаились в прихожей последнего, а сам Кип, тяжко вздохнув, направился к двери Козловского.
- Ты, главное, поменьше выпивай и побольше закусывай, - с видом знатока напутствовал Маня, - а соседу, наоборот, наливай побольше и закуску от него отодвигай подальше…
- Ладно, не учи уже, - отмахнулся Валерий, - плавали, знаем. Что я, по-твоему, всю жизнь, что ли непьющим был?
Кипелов позвонил в дверь и прислушался. В соседской прихожей послышалась беготня, взволнованный шёпот: «Всё, ребятки, прячьтесь, опять кого-то нелёгкая несёт…» Наконец, дверь открылась, и на пороге показался Аполлон Мамонтович Козловский в своих дурацких кальсонах.
- Что вам угодно? – спросил он у Кипа. Тот попытался придать своему лицу как можно более непринуждённое выражение и ответил:
- Дык я это… Мы ж теперь соседи с вами… Давайте хоть познакомимся.
- О, конечно, конечно. Проходите, пожалуйста. Будьте как дома, - заулыбался Аполлон Мамонтович.
Примерно в течение получаса Козловский показывал Кипелычу квартиру, начиная с занавесок на кухне и заканчивая коллекцией календариков за 1972-1994 годы. В конце концов, Золотой Голос собрался с силами и довольно-таки обречённо проговорил:
- А может, выпьем по чуть-чуть… за знакомство?..
- С удовольствием! Сейчас я столик организую, салатики-огурчики, всё такое… - радостно засуетился Аполлон Мамонтович.
- Ага. А я тогда к себе за бутылкой сбегаю, - сказал Кипелов, - я мигом.
Тем временем, в квартире у Кипа развернул бурную деятельность кружок «Умелые руки». Сергей Маврин решил хоть как-то скоротать время и дал каждому из музыкантов задание. Теперь Маня сидел на полу напротив шкафа с обувью и все ботинки старательно связывал между собой шнурками. Харёк отпорол все пуговицы от Валеркиного парадно-выходного пиджака и на их место пришивал яркие разноцветные пуговички, очевидно, запасные от костюмчиков внучки Кипелыча. Голованов вытащил из холодильника все яйца и расписывал их цветными лаками для ногтей, найденными им в ванной. А Маврик выбрал себе самое сложное и ответственное занятие – он стоял на шухере. Заслышав шаги Кипелова, он дал остальным команду сворачиваться. Затолкав ботинки, пиджак и яйца на место, все четверо, как ни в чём не бывало, уселись в прихожей.
- Ну и зануда этот Козловский… - войдя в квартиру, сказал Валерий, - короче, выпить он согласился, давайте сюда бутылку, и я пойду обратно, к нему. Дверь в его квартиру, как договаривались, оставляю открытой. Заходите минут через десять после меня, только не шумите, - с этими словами, Кип взял приготовленную бутылку водки и ушёл к своему новому соседу.

Выждав после его ухода некоторое время, остальные участники группы «Кипелов» бесшумно проскользнули в квартиру Козловского. Первым, что бросилось им в глаза в тёмной прихожей, был большой антикварный платяной шкаф. Помимо того, что шкаф сам по себе привлекал внимание красивыми резными узорами по бокам, из него ещё доносился какой-то странный шорох, и слышались едва различимые голоса. Кипеловцы на цыпочках подошли к шкафу, осторожно открыли дверцу ключом, вставленным в скважину и чуть не закричали от удивления. Конечно, они ожидали увидеть нечто необычное, но чтоб настолько! В шкафу на полках сидели, лежали и стояли живые персонажи сказок и мультиков. Чебурашка с графом Дракулой мирно курили косячок в углу, Царевна-Лягушка резалась в карты с Человеком-Пауком, а Вини Пух с уже знакомым вам Парашей сидели в обнимку и пели Гимн Российской Федерации. Вообще, Параша был самым большим из них, рост остальных не превышал и тридцати сантиметров.
Увидев своих освободителей, мультяшки бросились обнимать и целовать музыкантов, чем привели их в немалое смущение.
Но как только все они покинули квартиру Козловского, любвеобильность освобождённых заложников куда-то улетучилась. Чебурашка подошёл к Параше, несколько раз дёрнул его за рясу, чтобы он обратил на него внимание, и сказал:
- О, великий мудрый вождь, Паранойя! Веди нас!
Параша взошёл на верхнюю ступеньку лестничного пролёта, как на трибуну и произнёс:
- Мой народ! Братья и сёстры! Вот и настал этот миг – мы свободны! Теперь мы можем осуществить то, чего мы все давно хотели – завоевать эту планету! Я предлагаю начать с этих четверых, - и он указал костлявым пальцем на музыкантов…

Однако, вернёмся к Кипелычу с Козловским. М-да-а… Весьма интересное зрелище представлял в тот момент Золотой Голос Российского Металла Валерий Александрович Кипелов. Только представьте себе, как будет выглядеть после пары стопочек человек, который в течение десяти лет не пил даже шампанского на Новый год, не говоря уже о более крепких напитках. После первой рюмки у Кипа появился какой-то странный блеск в глазах, после второй он расплылся в благодушной улыбке. И, знаете, это дело ему так понравилось, что напрочь забыв все Манины наставления, он, когда Козловский отвернулся, тайком хлопнул ещё три стопки, после чего стал тихонько напевать что-то вроде «Любо, братцы, любо» (да, напевал он совсем тихонько, штукатурка с потолка почти не осыпалась, стёкла в окнах почти не потрескались). Но вскоре захмелевший Аполлон Мамонтович прервал его задушевное пение, к великому огорчению фанатов, дежуривших под окнами, и сказал:
- Послушайте, я хочу кое в чём вам признаться, - Кипелов перестал петь и сделал внимательное лицо, - я очень несчастный человек. А всё из-за этих кальсон, - Козловский приподнял ноги, демонстрируя свои кружевные подштанники, - дело в том, что когда умирала моя прабабка, у которой я был любимым правнуком, она завещала моим сестрам кое-что из своего имущества, так, по мелочи: одной – виллу на Ямайке, второй – три килограмма золота. А мне она оставила самое дорогое, что у неё было – свой старый шкаф и кальсоны её покойного мужа. В порыве благодарности за оказанную мне честь, я имел неосторожность поклясться ей, что не сниму эти панталоны никогда и буду гордо носить их у всех на виду…
Пьяненький Кипелыч растроганно всхлипнул.
-Так вот, - продолжал Аполлон Мамонтович, - как видите, я сдержал своё слово. Но из-за этого от меня сначала ушла жена, потом меня уволили с работы. Я знаете ли, работал в одном из ВУЗов на факультете физики. И хоть меня там очень ценили, им не понравилось то, что я своим видом порочу светлый образ преподавателя в глазах студентов…
Вконец расстроенный Кип с криком «Нет в жизни счастья-а-а!» бросился на шею Козловскому и надрывно разрыдался у него на плече. С усилием оторвав от себя не в меру впечатлительного гостя, Козловский стал рассказывать дальше:
- И я остался в полном одиночестве. Тогда я решил воспользоваться своими познаниями в физике и создал роботов, наделив их интеллектом, индивидуальными качествами, способностью к самообучению и смешной внешностью, чтобы они не были похожи друг на друга (одного из них вы видели сегодня утром. Вообще, я дал ему имя Солнышко, но он любит называть себя Паранойей). Ведь роботам-то всё равно, во что я одет. Я полюбил их, как собственных, детей, ни в чём им не отказываю. Единственное, чего я у них прошу, это готовить мне еду и петь песенки. Правда, кулинарные и музыкальные пристрастия у меня несколько…эээ…необычные…Но это не важно. Только есть у меня с ними одна проблема: как-то раз они насмотрелись боевиков, и после этого у них появилась навязчивая идея – завоевать всю планету. Несколько раз они пытались сбежать, и теперь я вынужден запирать их в том самом прабабкином шкафу. Ой, что это с вами?
Глаза Кипелыча расширились до размера теннисных мячиков, он резко встал, потом резко сел, обхватил голову руками, взлохматив свою роскошную шевелюру и пролепетал, едва выговаривая слова:
- Чё теперь будет… Прости, друг… Ой, что же я наделал… Ой, горе мне, горе…
- Что случилось? – испуганно спросил Аполлон Мамонтович.
- Ай-ай-ай… Они уже сбежали… И завоюют планету… Где ж мы-то будем жить?.. – сокрушался Кип.
- Да объясните же мне, наконец, что происходит? – теряя терпение сказал Козловский.
Кипелов достал из кармана записку, полученную им с утра от Белой Горячки и молча протянул соседу. Прочитав её, Аполлон Мамонтович тоже молча сел рядом с Кипом. Потом, вдруг, вскочил с места и воскликнул:
- Так, и чего мы тут рассиживаем? Надо их догнать!

Шатаясь и стукаясь об стенки и друг об друга, новоявленные собутыльники вылезли на лестничную площадку. Вылезли, да и застыли, аки вкопанные. Потому что их пьяным очам представилась следующая картина: в подъезде отрывалась на всю катушку целая толпа мультяшек. Почувствовав свободу, они били и громили всё на своём пути. Весь подъезд был усыпан всяческими бумажками, бутылками, шкурками и тому подобным мусором. Бедного Харька примотали скотчем к батарее и надели ему на голову, как колпак, пакет из-под чипсов. Не менее бедного Маврика несколько маленьких завоевателей держали за руки и за ноги, а ещё несколько пытались привязать его к перилам его же собственными шнурками. Манякин и Голованов отбивались от остальных, но по их лицам было видно, что силы их покидают, и они вот-вот сдадутся в плен.
- Остановитесь! Одумайтесь! – завизжал Козловский, но вместо ответа получил по лбу пролетавшей мимо банкой из-под пива.
- Помогите! Кто-нибудь! – закричал Андрей, которого роботы-мультяшки всё же одолели и теперь тащили за ноги вверх по лестнице.
- Я так пол… полагаю, надо мили…ик…милицию всё же вы…звать, - мрачно изрёк Кипелыч, упёршись головой в стенку, чтобы не упасть.
- Нет-нет! Они нас арестуют, посадят, расстреляют, - всё больше и больше паниковал Аполлон Мамонтович, бегая из угла в угол и тщетно пытаясь поймать хотя бы одно из своих созданий.
Но вдруг, когда надежда на устранение всего этого беспорядка была полностью потеряна, внизу хлопнула входная дверь, и послышался топот нескольких ног, обутых в тяжёлые сапоги. Через минуту на лестничной площадке стояла в полном составе команда крейсера «Адмирал Ушаков» Один из матросов доложил:
- Сегодня утром в 9 часов 2 минуты наш радиоузел уловил сигнал тревоги. По моим расчётам, он исходил отсюда. Хотя… я уже вижу, что не ошибся, - оглядевшись добавил матрос.
- Да, вы не ошиблись… - хором ответили ему кипеловцы и Козловский.
И тут шагнул вперёд капитан, маленький коренастенький мужичок с брежневскими бровями и рявкнул:
- ТИХО!!! Шо за бардак???
Как ни странно, роботы притихли.
- Это не бардак, а завоевание мира, - вежливо поправил его Чебурашка.
- Шо? Завоевание? Гы-ы-ы…! – капитан согнулся пополам от смеха.
- Ничего смешного, - высунулся из толпы Параша. В его голосе звучала обида.
- А ты, стало быть, генерал? – капитан рассмеялся ещё громче.
Увидев, что их никто не боится, мультяшки стали взволнованно переглядываться и перешёптываться. Кто-то из них подошел к батарее и освободил Харька. Маврина с Головановым тоже отпустили. Тихонько матерясь музыканты подошли к Кипу и его соседу. К тому времени водка уже в полной мере оказала на них своё магическое действие, и теперь оба сидели на полу, и их, казалось уже ничто не беспокоило (кроме головокружения, наверно). Маня тоже находился рядом с ними и время от времени раздавал то одному, то другому подзатыльники, очевидно, пытаясь таким образом привести их в чувство.
Мятежные роботы-мультяшки отошли в сторонку и, посовещавшись, вернулись во главе с Паранойя, размахивающим какой-то белой тряпкой, как флагом.
- Мы передумали вас завоёвывать, - гордо произнёс Параша, при этом с очень умным видом сосредоточенно соскребая ногтем со стены облупившуюся краску, - мы сдаёмся к вам в плен, - эти слова были адресованы уже непосредственно капитану.
- А мне-то вы на кой сдалися? – не понял капитан.
- Как – на кой? – такой ответ, судя по всему, явился для Параши неожиданностью, - просто… просто возьмите нас с собой! Мы тоже на флот хотим. Ну пожалуйста!..
Вообще, капитан этот, наверно, уже много повидал в своей жизни, потому что он даже не удивился странному виду завоевателей и, более того, ответил:
- Ладно. Будете вроде талисманов у нас на судне. Но у нас мало времени. Так что, если хотите к нам – бегом с манатками на выход, а то нам уже пора. Все за мной – шагом марш!
Мультяшки с радостным гиканьем попрыгали на плечи к матросам, и вся эта компания удалилась, распевая военные песни.

Кипеловцы и Козловский остались одни в заваленном мусором подъезде. Попытки Мани разбудить Кипа и Аполлон Мамонтовича таки увенчались успехом. Недовольно бурча и с трудом продирая глаза, собутыльники приняли вертикальное положение и, насупившись стали оглядывать царивший вокруг хаос.
- Это чё – это… мы что ли… всё это сделали? – Кипелыч высказал первую мысль, пришедшую в его постепенно трезвеющую голову.
- Да уж не без вашей помощи обошлось, - ехидно ухмыльнулся Маврик.
- К-как это? – невинно-изумлённо захлопал глазками Кип.
- А вот так. Нефиг всяким запискам верить, - войдя во вкус, наградил его очередным подзатыльником Маня.
- Можно подумать, один я поверил, - обиженно проворчал Кипелов, на всякий случай отодвигаясь от барабанщика.
- А где же мои крошки? – обеспокоено озираясь спросил Козловский.
- Отправились в дальнее плавание, - сказал Харёк, крестясь и благоговейно поднимая глаза к небу, в смысле, к потолку.
- Что же я теперь буду делать? – с дрожью в голосе пробормотал Аполлон Мамонтович.
- Что же я теперь буду делать, ** **** ****??? – эхом ответил ему гневный скрипучий женский голос. Это заглянула в подъезд уборщица Бэладонна Генриховна, дама лет тридцати с хвостиком (я бы даже сказала, с хвостищем), с габаритами 180-130-180, вечно одетая в цветастый сарафан «а-ля колхоз». Так вот, эта русская красавица не ранее, как утром того же дня старательно (что, в принципе, редкость для неё) вдоль и поперёк подмела и вымыла тот самый подъезд, в котором обитает товарищ Кипелов. А теперь она была вынуждена лицезреть на месте былой чистоты Содом и Гоморру.
- И хто ж учинил это безобразие, ась? – задала уборщица резонный вопрос, продираясь сквозь ворох мусора и устремив сердитый взгляд на гражданина Козловского.
Вот если бы это был не рассказ, а фильм, на этом месте заиграла бы какая-нибудь романтичная музыка, наподобие саундтрека к «Титанику». Потому что встретились два взгляда, и вспыхнуло пламя любви, и забыл он про своих мультяшек, и забыла она про бардак в подъезде, и увёл он её в свою квартиру, оставив кипеловцев на лестничной площадке озадаченно чесать репы.

Ну вот, пожалуй, и всё. Остаётся только добавить, что Кипелову со товарищи пришлось самим устранять беспорядок в подъезде. Это заняло у них всего каких-то полторы недели.
На следующее утро после вышеописанных событий во всех торговых точках Москвы закончился апельсиновый сок. Ибо похмелье, друзья мои, штука страшная, а Кипа, после десяти лет воздержания, оно карало с особым вдохновением.
…Когда мадам Кипелова вернулась домой, она была очень удивлена появлением на новеньких обоях таинственной надписи о вызове скорой помощи, некоторыми видоизменениями семейного гардероба и ещё более таинственными надписями на яйцах в холодильнике: « Heavy Metal forever», «Тута был Андрюшка», «Фаберже – лох» и т.п.
…Козловский и уборщица поженились. Бэладонна Генриховна бесцеремонно сожгла кальсоны Аполлона Мамонтовича, тот старинный шкаф сдала в антикварную лавку, а саксофон – в пункт приёма цветного металла. В общем, сделала из мужа нормального человека.
…Вообще-то, я не должна была всего этого рассказывать, потому что это военная тайна, и теперь меня, наверняка, расстреляют. Меня и так уже давно разыскивает ФСБ, потому что я и есть одно из созданий Козловского. А ещё я – тот самый бультеръер, что явился во сне Валерию Александровичу, но мне почему-то никто не верит. На этом я вынуждена закончить своё повествование, потому что в мою палату уже ломятся санитары со смирительной рубашкой и очередной дозой транквилизатора. Не поминайте лихом.

Микадо