| |
 днажды случилось чудо: у Рины Ли дрогнуло сердце. Она решила, что музыканты очень много работают, и искренне побеспокоилась об их психическом здоровье. «Что они видят? Дом-работа-дом. Так ведь можно и свихнуться» − думал «железная леди», сидя в студии.
«Надо бы отправить их на… − Рина задумалась. − На… На отдых. За границу. Чтобы одну неделю проветрить мозги. Глядишь, там и вдохновение появится, сил наберутся».
В студию пришел Кипелов. Рина посмотрела на него такими добрыми глазами, что у вокалиста свело зубы. За Кипеловым подтянулись остальные. И тоже ударились о невидимую стену взгляда директрисы.
− Ребята, вам надо отдохнуть. − Приговор был окончательный и обжалованию не подлежал.
− Да! − выдохнул Харьков, который первым почувствовал приближение свободы.
Бас-гитарист уже было собрался поворачиваться домой, как его остановили.
− Итак, во благо группы, я решила отправить вас в отпуск, − продолжала Рина.
Отпуск… Все принялись блаженно мечтать. Планы простирались на целый месяц: надо было собраться вместе, навестить старых друзей, сходить куда-нибудь. Целый месяц не видеть Ли! О! Мысли витали в воздухе, но их остановила та же Рина, сказав:
− Я решила отправить вас в отпуск на неделю.
Последовал разочарованный вздох. Однако, благоразумно рассудив, что неделя − это лучше, чем ничего, все примолкли. И Рина отправилась заказывать билеты в Египет.
Энга раскачивалась на стуле с чувством выполненного долга. Еще бы! Благодаря ей музыканты всю неделю проведут за границей. Пришла Адена.
− Есть дело, − сразу начала она.
− Какое? − зевнула Энга.
− Ты, оказывается, работала в судебной канцелярии при жизни…
Энга поперхнулась, ибо она всячески старалась скрыть этот факт своей земной биографии.
− Так вот, − продолжала Адена, − ты должна сделать так, чтобы музыканты не просто оказались в Египте, но и хорошо провели там время. И чтобы с ними ничего не случилось! Иначе, − Адене, наконец, удалось сделать суровое лицо, − ты будешь сослана на землю.
Послышался грохот. Это упала со стула разоблаченная Энга, попутно ударившись головой обо все, что было рядом. И даже бутылка водки, стоящая поблизости, не смогла привести крылатую в чувство.
− Как хорошо! − выдохнул Кипелов, глядя на здание аэропорта, − Семь дней никаких забот! Красота!
Харьков, тащивший на себе не только свои вещи, но и кипеловские, был в меньшем восторге. Манякин задумчиво поглядел на небо. Наконец, послышалось характерное бурление. Это начали соображать мозги Голованова. И надо сказать, весьма кстати! Ибо занять хорошие места в самолете могут только те, кто прибыл в аэропорт раньше. Однако, наши музыканты сделать этого не успели, увлекшись расшифровкой собственных мыслей.
Сели в «хвосте», около туалета. И тут же послышалось ласковое:
− Мать твою, что ты стоял как истукан?! − вещал Манякин Кипелову. − Прибыли раньше, а он все орал, какая тут красота! Любуйся вот кабинкой туалета! Нравится? Может, поближе сядешь?
− Отвали! − не остался в долгу Кип. − Сам-то, какого хрена в небе разглядывал? Если не на кого свою вину свалить, то заткнись!
Стюардессы, благо профессионалы, почувствовали неладное и вовремя сумели предотвратить конфликт. Манякин резко отвернулся от Кипелова, и врезался лицом в физиономию Харькова, отчего тот завыл. Кипелов, тоже отвернулся от барабанщика, но так как около него был лишь иллюминатор, то Кип врезался в него. Отчего вокалист тоже завыл, заглушая Харькова.
Тут приказали пристегнуть ремни. Начался взлет.
Вы когда-нибудь летали в «хвосте» самолета? Нет? Я вам советую это сделать, если ваша жизнь перестала быть насыщена экстремальными событиями.
− А-А-А-А-А-А-А-А!!! − вой Кипелова, который почувствовал, как его мозги стали отлипать от черепа, заглушил все звуковые эффекты самолета.
Харьков, не понявший, то ли его уши заложило от воя Кипелыча, то ли от преодоления звукового барьера начал совершать активные движения челюстью, и стал похож на рыбу, которую внезапно выкинули на берег. Голованов сначала покраснел, потом побледнел, потом посерел, потом снова побледнел и периодически прислонял руку ко рту. Манякина очень забавляло наблюдать за тем, как гитарист меняет цвета аки хамелеон. Наконец, самолет набрал высоту. Мучения закончились.
Через какое-то время объявили, что скоро принесут обед.
− О, жратва! − повеселел Манякин.
− Эээээээ, − не согласился с положительными эмоциями Голованов. Он все еще помнил свое цветовое приключение, отчего в горле как-то подозрительно запершило. И гитарист, не долго думая, отправился в соседнее помещение, именуемое туалетом. На всякий случай.
Чуть поодаль от музыкантов сидела парочка изрядно поддатых мужиков, один из которых утверждал, что в Египте водятся арабы, а второй с этим не соглашался, называя коренное население фараонами (видимо, под действием алкоголя ему вспомнился первый урок истории). И все бы ничего, но мужики очень хотели доказать свою правоту. Так как словами это было сделать уже довольно проблематично (язык заплетался), то они решили объясниться на пальцах. Дошло до драки. Один толкнул второго и тот с грохотом ударился о дверь туалета.
Бедный Голованов!!! Услышав грохот, он снова начал менять цвета на лице. Потом трижды перекрестился, дважды прочитал все известные ему молитвы, и даже рухнул на колени с криком: «Господи! Не дай умереть! Я обещаю, что больше никогда не буду слушать «Антихриста» втайне от Кипелова! И вообще никогда не буду слушать песни сомнительного содержания!!»
Кипелов, услышавший подобные причитания из туалета, немного удивился. Вокалист напряг мозги, чтобы представить, какая же опасность могла грозить его гитаристу в туалете, что оттуда сыплются такие обещания и мольбы. Валер Саныч решил не бросать товарища в беде и постучал в дверь.
− Андрей! У тебя все в порядке?
Андрей, догадавшийся по спокойному тону вокалиста, что тревога была ложной, показался из-за двери.
− А-а-а-а-а-а, − начал он, − мы не падаем?
− Типун тебе на язык, − буркнул вокалист, отвесив гитаристу подзатыльник.
Принесли обед.
− Блин, да тут упаковка весит больше, чем сама еда! − покривился Харьков.
− Ешь, давай! А то начнешь потом доставать меня своими воплями голодными! − недовольно продекламировал Кипелов. Кто бы говорил про вопли…
На пару минут воцарилась тишина, которую прервали причитания самого же Кипелова. Дело в том, что он безуспешно пытался разорвать довольно плотную упаковку, внутри которой находилась сырокопченая колбаса. А так как особой сытости вокалисту ни листья салата, ни оливки, ни три колечка огурца не придали, то задача открыть колбасу стала просто делом принципа.
− Да я их… зараза… бл###! Как же ее открыть… твое налево… как же хочется колбаски… да открывайся, е###ная тварь!!!
Леша, услышав подобные речи, едва не подавился. Второй раз он снова чуть не подавился, увидев, как Кипелов зубами пытается разодрать несчастную упаковку. Весело хихикнув, Харьков принялся за свою порцию колбасы, однако столкнулся с той же проблемой, что и Валерий Александрович. Итак, четверка музыкантов, яростно рвала упаковки. Послышался радостный визг. Это Кипелов смог-таки добраться до цели. Но радовался он рано, так как с вопросом: «как ты это сделал?» и просьбой: «помоги мне тоже», к нему обратились все участники группы.
Таким образом, два с половиной часа полета прошли незаметно. Остальное время, все «кипеловцы» элементарно проспали, намучившись со злосчастной упаковкой, и теперь восстанавливали силы с помощью сна…
***
Египетский аэропорт. Жара. Музыканты бегом ринулись к автобусу. Леша успел занять самое удобное место около окна и кондиционера. Блаженно потянувшись на кресле, он делал вид, что не замечает обращенных на него злых взглядов. Во время поездки гид устало о чем-то вещал, пейзаж за окном менялся, и все постепенно начали засыпать. Не повезло только Харькову. Он реально начал мерзнуть под добросовестной работой египетского кондиционера. Леша посмотрел вверх, желая выявить, откуда ему за шиворот дует холодный воздух, и как можно прекратить сие безобразие. Харьков повернул какую-то ручку. Воздух подул еще сильнее. Леша этого никак не ожидал и съежился. Но оставлять в покое кондиционер он не мог. Бедный пассажир начал яростно крутить ручку во все стороны, пока она благополучно не свалилась ему на голову. Внутри что-то щелкнуло и заискрило.
− Упс, − подумал Леша. − Доигрались.
Кипелов сидел рядом и сонно посапывал. Добрый Харьков позволил вокалисту облокотиться на себя, и таким образом теперь бас-гитарист был в безопасности на тот случай, если египетский кондиционер решит повести себя еще каким-либо странным образом: Харькова заслонил Кипелов.
Доехали до отеля. Проснувшиеся музыканты с веселыми криками выпали на улицу. И только Леша трясся от холода, как осиновый лист. Едва получив ключи от своего номера, он бросился включать отопление.
− Какие странные, эти русские, − подумал арабский уборщик, вытирая со лба пот. − Говорят, что у них на родине бывают жуткие морозы. Наверное, врут. Точно врут. Даже я не рискнул бы сейчас включить отопление.
Леша залез под два одеяла и еще сверху укрылся пледом.
Вечерело.
− Вставай, соня, − протянул Кипелыч, заходя к бас-гитаристу в номер, − Скоро ужин.
Тут лицо Валер Саныча непроизвольно вытянулось. Мало того, что за окном было не менее +30, а у Харькова работало отопление, так он еще лежал под одеялами и пледом.
− Леша, − позвал Кипелов, − Что с тобой?
− Я замерз, − выдавил несчастный, хотя уже стал согреваться (еще бы!).
− Да? − переспросил вокалист и на всякий случай поинтересовался, − Ты хорошо перенес полет? Голова не болела? Галлюцинации не мучили?
− Я замерз под кондиционером в автобусе, − буркнул Харьков откуда-то из дебрей своего наспех сооруженного убежища.
У Кипелова, словно камень с души свалился. Теперь картина прояснилась.
− Во-о-от, − нравоучительно протянул вокалист, − нечего было вперед батьки в пекло… вернее, в холод лезть. Слушал бы старших, и не пришлось бы сейчас дрожать и кутаться в пледы. Я тебе всегда говорил…
Валерий Александрович вошел в азарт. Через две минуты, казалось, что он разговаривает сам с собой. Лекция продолжалась. Харьков взвыл. Кипелов этот стон не счел заслуживающим внимания. А зря. Тогда Леша нашел другой выход из положения. Он схватил с тумбочки будильник и бросил им в вокалиста. На этот раз вой был слышен по всему отелю. Валерий Александрович вспомнил про ужин, кинул будильником обратно в бас-гитариста, и ушел. Харьков также отправился ужинать.
− Скажите, пожалуйста, − начал Голованов пытать официанта, − а «все включено» это как? Включено абсолютно все, да?
Музыканты хихикнули. Думаете, Голованов в этой ситуации выглядел глупо? Сначала − да. Примерно до той минуты, пока официант не объяснил, что «все включено» − это полотенце, которое они могут взять с собой на море, пара напитков во время обеда (и только во время обеда!), и чашечка кофе на ужин бесплатно. За остальное − будьте любезны отсчитывать немного американских тугриков.
− Это возмутительно, − сказал Манякин Кипелову. − Отель 4* и такое безобразие! Рина виновата! Не могла нас в 5* отправить! Я буду ей звонить.
И барабанщик демонстративно достал мобильный телефон. Все замерли. Послышался разговор, крики директрисы, отчего Манякин впал в задумчивость.
− Чего она? − спросил Харьков.
− Говорит, что если нас не устраивает, мы можем вернуться.
Наступила пауза. Возвращаться не хотелось. Манякин убрал телефон и стал загадочно ковыряться в огурцах.
После ужина, музыканты решили побродить по окрестностям. Было темно. Это не должно нас удивлять, так как настала ночь. Голованов и Харьков шли вдоль бассейна и разговаривали. Кипелов молчал. Манякин пытался вклиниться в разговор, но у него не получилось. Поэтому он спокойно продолжал путь рядом с вокалистом.
− Аа-аа… Ё! − послышался крик и всплеск. Это упал в бассейн Харьков.
− Ха-ха-ха, − раздалось в ответ.
Леша выпрыгнул и побежал в номер. Он снова замерз, потому что вода в египетских бассейнах очень холодная, особенно ночью. Все решили последовать примеру бас-гитариста.
Тем временем, Харьков решил согреться под душем. Наивный! Если вы не знаете особенностей местных душевых кабин, то я вам поведаю. Дело в том, что наслаждаться теплой водой мы можете ровно пять минут. Повезло тем, кто служил в армии. Они бы успели. Далее происходило следующее: через пять минут, вода превращалась из теплой в холодную по неизвестной причине. Мало того, дабы компенсировать сие неудобство на человека принимающего душ, периодически порциями выливался кипяток. В общем, если за пять минут вы не успели вымыть голову и полностью помыться сами, то пеняйте исключительно на себя. Вот вас-то я предупредила. А Харькову сказать об этом не успела… Описывать вопли Алексея, на которого выплескивался кипяток я не буду, из тех соображений, что рассказ могут читать слишком впечатлительные люди.
Египет погрузился во мрак и тишину. С моря подул ветер и на берегу показался силуэт девушки. То была Энга. Она плавно скользнула вдоль скал, поднялась на вершину и дотянулась рукой до месяца, легонько его качнув. В ответ послышался хрустальный звон рассыпанных по небу звезд...
− Вставай, Леша! − деликатно орал утром Кипелыч под дверью Харькова. − На завтрак опоздаешь! Я тебя с ложки кормить не собираюсь! Леша! Нельзя так спать! Подъем!
За дверью послышался шум. Протяжный стон. Грохот. Мат. И снова стон. Наконец показался и сам Алексей.
− Кип, ты с ума сошел? Семь часов утра! Издеваешься?
− Ты сюда не спать приехал! Мы идем сейчас на завтрак, а потом сразу на море. Собирайся!
На завтрак давали яичницу. Повар лихо подкидывал ее на сковороде, развлекая таким образом сонных туристов. «Привет, как дела?» слышалось от персонала и музыканты приветливо кивали арабам, отвечая, что дела у них хорошо.
− Красота! − пропел Валерий Александрович, остановившись посреди песчаной дороги, ведущей к морю.
− Иди, давай! − толкнул его в спину Манякин.
Кипелов споткнулся, выругался, но в очередной раз не стал лезть на рожон. Ведь вокруг такая красота! А главное − отпуск!
Вот и пляж. Харьков с криками «Мо-о-о-ре!!» с разбега прыгнул в воду. Жаль, что там было мелко. Остальные повели себя более осторожно. А тем временем, местные рыбы учуяли приближение гостей и поплыли знакомиться. Музыканты, увидев сие зрелище, восторга встречи не разделили.
− Наверное, это пираньи, − сделал вывод Голованов, выбегая на берег.
Андрей знал, что где-то такие существа водятся. Еще он знал, что простые рыбы, обычно на людей не кидаются. Правда, самих пираний он в глаза никогда не видел. Но все доводы сходились к одному: здесь купаться опасно.
− Да не бойтесь! − послышался смех загорелых девушек. − Они безобидные! Просто привыкли к людям!
Музыканты сделали физиономии поумнее, мол, мы все знаем и поняли без вас. Манякин погнался за какой-то рыбиной, пробежал по воде метров двадцать и застыл в оцепенении.
− Ребята! − заорал барабанщик, − Скорее сюда!
− Что орешь? Утонуть боишься? − съязвил Кипелов.
− Смотрите! − и Манякин указал на границу, которая проходила в воде. Музыканты стояли над морской пропастью. Вода там резко меняла цвет от зелено-голубой до темно-синей. Настоящий обрыв.
− Ууууу, − затянул Кипелов, − тут, видимо, и рыба крупная водится.
Не успел вокалист закончить фразу, как поблизости показался черный плавник. Харьков, радостно закричал:
− Плавник! Плавник! Смотрите! Акула! Мы видим акулу в природе! Живая акула!
Все заулыбались. Даже успели обрадоваться. Но потом в голове Харькова что-то щелкнуло. Он сначала перестал так явно радоваться. Потом притих. Потом посмотрел на товарищей и ломанулся назад, к загорелым девушкам на берегу.
Остальные задумчиво переглянулись. Перевели взгляд на темно-синюю воду. Кажется, в их головах стал просыпаться доселе дремавший инстинкт самосохранения. Вдруг акула тоже захочет с ними познакомиться? А стоят они, ой как удобно!
Послышались крики, среди которых был один музыкальный. Стараясь оставить хоть одного человека позади себя (на всякий случай), все ринулись назад. И только Харьков лукаво улыбался. Он уже успел рассмотреть стаю прекрасных дельфинов. За что и получил по шее.
Приближалось время обеда. Голованов стряхивал с себя морскую соль; Кипелов выдергивал из ноги иголки морского ежа, на которого бесцеремонно наступил, пока убегал от рыб; Харьков жаловался на несправедливость и плохо обустроенные душевые кабины; Манякин корчился от голода.
В общем, все были довольны.
Обед порадовал. Из известных блюд музыканты наблюдали только отварную картошку и жилистые куски мяса. Прочие блюда состояли из менее узнаваемых продуктов. Взгляд Харькова и Голованова привлек симпатично нарезанный салат. Старожилы в свою очередь решили не рисковать.
Поддев кусок, и отправив его в рот, Харьков изменился в лице. Ну не нравятся бас-гитаристу горько-солено-кислые блюда. Напротив сидела итальянская семья. Справа наблюдались немцы. Поэтому Леша счел, что плевать в тарелку будет не совсем культурно. Он продавил в горло этот злосчастный кусок. Больше ему есть не хотелось уже ничего. Голованов не был вовремя предупрежден и к тому же, оказался менее вежливым. Он прямо выплюнул отвратительный салат, отчего желание обедать пропало и у немцев, и у итальянцев. Но Андрея не особо волновал сей поступок. Гитарист продолжил еще ругаться матом, вспомнил всех местных официантов, поваров, а также их предков по восходящей линии.
Вечером все играли в карты. Ночью тоже. Так прошел еще один день отпуска…
На пятые сутки стало скучно. На приветствие «Как дела?», которое музыканты слышали каждые три минуты в течение этих пяти дней, они уже посылали вежливый персонал далеко и надолго. Раздражало все. Харьков ныл, что ему не дают выспаться, и поднимают в семь утра. Манякин жаловался, что его плохо кормят. Кипелов откровенно тосковал по дому и по Москве. А Голованов безрезультатно придумывал, чем бы себя развлечь.
− А давайте вечером сходим в город, − предложил Голованов.
За неимением других развлечений, все согласились.
Местный рынок. Музыканты разбрелись в поисках сувениров.
− Сколько? − вопрошал Кипелов араба-продавца.
Золотому Голосу очень понравилась картина, выполненная в стиле египетских рисунков. Он счел, что привезти ее домой необходимо. Какая-никакая память об отпуске.
− Шестьдесят, − глаза продавца загорелись азартом.
В это же время за ближайшим углом вел неистовые торги Алексей Харьков:
− Шестьдесят, − выпалил араб.
− Два, − шокировал продавца Леша.
− Уууу, − араб понял, что не на того нарвался, − Пятьдесят!
− Два, я тебе сказал. Или пойду в магазин и куплю, что захочу по фиксированной цене.
Через час все музыканты собрались вместе.
− Смотрите! − крикнул Манякин, − Я купил эту картину за 40 этих… тугриков их…
− Дурак! − не сдержался Кип. Он достал такую же картину. − Я купил ее за 30!
Александр Михайлович погрустнел.
− Торговаться ты не умеешь, − задрав подбородок, продекламировал Кипелов.
Голованов в свою очередь похвастался, что он купил такую же картину всего за 25.
Теперь грустных стало двое. И только Леша уныло молчал. Зато все улыбнулись, поняв, что бас-гитарист не отстал во вкусе и приобрел те же египетские рисунки.
− За сколько? − поинтересовался Кип.
Харьков замялся.
− Леша, ты что? Не торговался? − высказал страшную догадку Манякин. Но в душе барабанщик слегка повеселел.
− Торговался, − отозвался Леша.
− И? − протянули все хором.
− За два… тугрика, − упавшим голосом ответил Харьков и вздохнул. Он понимал, какую душевную рану наносит товарищам, но врать не мог.
− Не ври! − брякнул Манякин, все еще не пришедший в себя от мысли, что он переплатил больше остальных, − С шестидесяти не реально сторговаться до двух!
− Ребят, − виновато поглядел Алексей, − понимаете, я недавно просто в магазине был, и там видел такие же картины за два с половиной тугрика. Думал, на рынке дешевле. А продавец заломил цену. Я честно, забыл про эти половинки. Ну и сказал, что за два в магазине куплю. Вот он за два и продал, лишь бы я у него купил. А мне какая разница…
− Леша, − Кипелов старался сохранить хотя бы видимость спокойсвия, − А почему ты об этом нам раньше не сказал, солнышко?
− Так я откуда знал, что тут дороже выйдет? А потом мы разошлись все… где я вас должен был искать? Сами торговаться должны уметь! Не вчера родились…
Логично, не правда ли? Только вот музыкантам от такой логики, благодаря которой их бас-гитарист умудрился не только выгодно купить картину, но еще и обсчитать (не желая того!) араба, на душе не просветлело. Однако бить Харькова не стали, ибо тот состроил невинно-обезоруживающие глазенки. Грех поднимать руку на ребенка, даже если этот ребенок оказался умнее трех здоровых мужиков…
Последний день отпуска.
− Ну, вот и отмучились! − радовался Кипелов. − Сегодня дома будем!
− А мне жаль уезжать, − отозвался Голованов, − на меня такое сильное впечатление произвело Красное море…
− А на меня очень сильное впечатление произвела здешняя еда, − отчеканил Манякин. − Век не забуду, как похудел на 5 кг за неделю.
− Скорее бы домой… − сказал, глядя куда-то за океан, Харьков.
«Внимание! Объявляется посадка на рейс № 8844 Шарм-эль-Шейх − Москва» − раздался голос (звучало это все на английском языке, но я написала вам с переводом). Когда музыканты сели в самолет, Харьков сказал:
− Ребята, а что мы подарим Рине?
Все переглянулись. В головах забилась предательская мысль. А Харьков тем временем продолжал: − Ведь это она отправила нас в отпуск…
− Леша, − взвизгнул Кипелов, − Раньше нельзя было напомнить?!
Теперь Харьков просто так не отделался. Его гоняли по самолету минут десять. И даже взгляд невинных глаз не помог. Наконец, было принято решение купить Рине что-нибудь в Москве. Отдавать свои сувениры никто не захотел.
Самолет совершил посадку.
− Как отдохнули? − спросили их в аэропорту встречающие.
Голос Кипелова охрип. У Харькова от недосыпания виднелись круги под глазами. Манякин заметно похудел.
− Хорошо отдохнули! − выпалили хором музыканты, протягивая директрисе сувенир, купленный в магазине «дьюти-фри».
− Ой, спасибо вам огромное! − ласково щебетала Рина, разглядывая статуэтку, купленную музыкантами в аэропорту. − Подарок с земли фараонов! Класс!
Музыканты вздохнули и переглянулись.
Потом, уже в студии, они принялись за работу с завидным рвением. Никто больше отдыхать не хотел. Теперь можно было все свалить на непосильные труды. И только Рина, довольная приливом вдохновения своих подопечных, думала: «Какие же они молодцы. Надо будет обязательно отправить их еще куда-нибудь…»
Энга. |
|
